В школьные и студенческие годы я считал Марка Твена своим любимым писателем, многократно перечитывал удивительные истории Тома Сойера и Гека Финна. Настало время, и в группах по методу Шичко и при беседах со школьниками я стал использовать описания первого опыта курения американских мальчишек и белой горячки у отца Гека. Потрепанные красные томики теперь открывались только на хорошо известных страницах.
В общем, Твен занял в моей библиотеке место сомнительной почетности - среди тех, кого почитают, но не читают. Но вот в этом году моему восьмилетнему сыну на летние каникулы вручили основательный список книг для внеклассного чтения.
Начал он читать с "Тома Сойера" и через некоторое время сказал: "Папа! А Том-то, оказывается, тоже состоял в обществе трезвости!" Я не поверил, пока сын не показал мне начало XXII главы. (В двухтомнике "Избранных произведений" другая нумерация Трезвенническая карьера Тома описана в главе двадцать третьей [I, 1, 104].
Извини, читатель, за мудреные цифры в квадратных скобках. Римская цифра означает номер издания из списка использованной литературы, арабская - номер страницы. Если в издании было несколько томов, то номер тома означает средняя цифра. Удобней для чтения было бы, конечно, помещать сноски внизу страницы, но я экономлю бумагу и твои деньги).
Поделившись открытием сына с некоторыми своими коллегами, я убедился, что и они "просмотрели" участие Тома в деятельности трезвеннических организаций. Тогда я перелистал внимательнее восьмитомник Марка Твена: моим глазам предстала совсем не та Америка, что мы видим на телеэкранах.
На всемирном конгрессе ИОГТ (дословный перевод названия "Интернациональная организация добрых храмовников") я поделился своими наблюдениями с главой американских трезвенников - президентом ИОГТ США Донной Вайс. Оказалось, что и на родине Марка Твена трезвенники не имеют специального методического материала: как использовать его сочинения в профилактической работе. Я рискнул быть первым...
Надеюсь, что данный очерк послужит как активистам трезвеннического движения, так и учителям, школьным психологам, социальным работникам.Возможно, что цитаты из культовых произведений детской классики - "Приключений Тома Сойера" и "Приключений Гекльберри Финна" - кому-то покажутся длинноватыми. Не судите строго. Создавая данную брошюру, я преследовал не только исследовательские цели. Часто в наших портфелях приходится носить слишком много материалов, чтоб отягощать их еще и парой томов сочинений Твена. А компактная хрестоматия может быть всегда под рукой.
ПРАВДА ОБ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ
Итак, вернемся к началу XXII главы...
"Том вступил в новое общество - "Юные друзья трезвости”, так как членам этого общества выдавали шикарные "знаки отличия". С него было взято обещание никогда не курить, не жевать табаку, не ругаться скверными словами. После этого он открыл одну новую истину: если хочешь, чтобы человек что-нибудь сделал, пусть даст зарок, что не станет делать этого во веки веков. Вернейший способ! Тому тотчас же мучительно захотелось и ругаться, и пьянствовать. Это желание росло, и тольконадежда, что скоро может представиться случай покрасоваться перед публикой в пунцовом шарфе, удержала его, а то он непременно ушел бы из общества.
Приближалось Четвертое июля; впрочем, на третьи сутки после того, как он пробыл в веригах трезвости, он перестал о нем думать и возложил все свои надежды на старого мирового судью Фрезера, который лежал при смерти; вероятно, судье будут устроены пышные похороны, так как судья важная персона. И тогда на его погребении можно будет щеголять пунцовым шарфом. Три дня подряд Том проявлял глубокий интерес к состоянию здоровья судьи и с душевным волнением справлялся, как он себя чувствует.
Иногда надежды Тома поднимались на такую высоту, что он дерзновенно вынимал из кармана свои знаки отличия и примерял их перед зеркалом. Но судья чувствовал себя то лучше, то хуже. Наконец разнесся слух, что ему сильно полегчало, и потом - что он совсем поправляется. Том был так возмущен, будто над ним насмеялись. Он тотчас же вышел из общества. И что же? Ночью судье стало хуже, и он умер. Том решил, что после этого никому невозможно верить. Похороны были роскошные.
Юные члены общества трезвости так важно шагали в процессии, что их бывший товарищ чуть не лопнул от зависти. Зато теперь Том был вольная птица - это тоже чего-нибудь стоило! Он мог пьянствовать и ругаться сколько душе угодно. Но странное дело! Теперь ему уже не хотелось. Именно потому, что не было никакого запрета, все его греховные желания исчезли и потеряли свою привлекательность". [II, 4,225].
Я не удержался и выделил жирным шрифтом некоторые предложения из текста Твена. Каков был престиж трезвеннической организации, сколь авторитетны были ее символы и оригинальны формы работы! Очень полезно обратить на это внимание школьников, впервые приступающих к чтению Марка Твена.
Интересно будет вернуться к обсуждению данного фрагмента и при работе со взрослыми. Уверен, часто столкнетесь с феноменом "Перечитываем нечитанное". Сознание "детей эпохи застоя" как бы избавляется от информации, неблагоприятной для нынешних форм алкогольных пристрастий. Великий американский писатель дает замечательную возможность - посмотреть на себя со стороны.
Кстати, деятельность трезвеннических организаций была столь востребована обществом, что позволяла какой-то части их членов найти в антинаркотической работе источник своего существования. Об этом рассказывает так называемый "король" из "Приключений Гекльберри Финна":
"Я тут около недели проповедовал трезвость, и все женщины мною нахвалиться не могли - и старухи и молоденькие, - потому что пьяницам я-таки задал жару, могу вам сказать; я набирал каждый вечер долларов пять, а то и шесть - по десять центов с носа, дети и негры бесплатно, и дело у меня шло все лучше да лучше, как вдруг вчера вечером кто-то пустил слух что я и сам потихоньку прикладываюсь к бутылочке". [II, 5, 311].
Аналогично говорит сам Твен про знакомого мастера-сезонника: "...не подвернись работа в типографии, он бы читал лекции о трезвенности" (III, 3. 306]. А одного из героев романа "Позолоченный век" идейные противники прямо упрекают в том, что он "движение в защиту трезвенности и молитвенные собрания, воскресные школы, общественную благотворительность и миссионерскую деятельность - все умудряется обратить в источник своей личной выгоды" [II, 3. 444].
Конечно, как и в любой сфере деятельности, в трезвеннической работе порой наблюдались и непрофессионализм, и несоответствие работника этическому кодексу профессии. Хрестоматийным стал фрагмент из рассказа "Как я редактировал сельскохозяйственную газету", где в числе с полдюжины видов деятельности отмечается и интересующая нас сфера: "Кто пишет о битвах с индейцами? Господа, не отличающие вигвама от вампума, которым никогда в жизни не приходилось бежать опрометью, спасаясь от томагавка, или выдергивать стрелы из тел своих родичей, чтобы развести на привале костер.
Кто пишет проникновенные воззвания насчет трезвости и громче всех вопит о вреде пьянства? Люди, которые протрезвятся только в гробу". (II, 1, 117) Однако такие нарушения рассматривались скорее как экстраординарные явления, а не как правило. В "Приключениях Тома Сойера" говорится о "чудовищности" известия, что "...владелец таверны "Трезвость" тайно торгует спиртными напитками" [II, 4, 269].
Трезвеннические организации существенно влияли на общественное мнение Америки. В романе "Простофиля Вильсон" описан небольшой городок, где "шли бурные дебаты по поводу употребления рома. Возникли две сильные партии: одна в защиту рома, другая - против". (II, 6, 372].
В классическом памфлете "Человеку, Ходящему во тьме" Твен перечисляет Дары Цивилизации. "Трезвость" там перечислена в числе дюжины других даров, таких как Любовь, Законность и порядок, Свобода и др. [II, 7, 267]. При всем скепсисе Твена по отношению к американскому государству начала XX века и его ценностям ряд, в который помещена "Трезвость", весьма примечателен.
Удивительный по силе образ использован в романе "Позолоченный век". Его герой "закончил свою речь прославлением "духа американской свободы, восходящего по овеянным славой ступеням Капитолия и ведущего за собой одной рукою - "Воскресную Школу", а другой - Трезвость". [II, 3, 155].
Придумал ли Марк Твен таких политиков? Судите сами. Великий Авраам Линкольн считал, что если алкогольная промышленность пустит в США глубокие корни, то это "принесет беды еще большие, чем рабство". [V. 8] В этой связи неудивительно внимание к деятельности трезвеннических организаций современных американских должностных лиц. Национальный конгресс ИОГТ в США, проходивший в 1996 году, удостоился специального послания президента Клинтона (подробнее см. "Феникс", 1996, № 11). Аналогичный конгресс МНАТ, проходивший год спустя, не заинтересовал даже власти областного масштаба...
"Эка размахнулся, - скажет мне современный читатель, - начал с Твена и Сойера, а завершил Клинтоном и ИОГТ". Не торопитесь! Прочтите-ка внимательно фрагмент из "Позолоченного века": "...одним из проявлений гостеприимства, оказанного сенатору, был большой официальный прием ... Распорядителем торжества был полковник Селлерс... Он шел впереди колонны масонов, "Клуба Чудаков" (не наше ли это движение "Белых ворон"? - В.Л.), пожарников, Добрых Храмовников, Поборников Трезвости и Молодых Поборников трезвости, Дочерей Ревекки и учащихся воскресных школ..." [II, 3. 154].
Ой, до чего знакомо! Вот они - демонстрации ИОГТ в этом году в шведском Остерзунде, а четыре года назад в Берлине. Их истоки - в Америке Марка Твена. Как же так, пять лет носить значок ИОГТ и не вспомнить, что про ИОГТ писал твой любимый писатель? - хочется спросить самого себя автору этих строк. Но не будем корить самих себя (это сделают за нас дипломированные лакеи питейного капитала).
Может быть, дело в том, как нам подавалась информация о трезвенниках в эпоху застоя? Посмотрим-ка на примечания к данному фрагменту: "Добрые Храмовники - общество трезвости, основанное в 1851 г, Поборники Трезвости (точнее: "Орден Поборников Трезвости") - общество, организованное при содействии церкви в 1842 г.;Молодые Поборники Трезвости - юношеская организация того же ордена; Дочери Ревекки - женская организация "Независимого Ордена Чудаков".
Все эти организации обычно финансируются торговыми палатами (объединениями дельцов) американских городов, и деятельность их носит реакционный характер". [II, 3, 484]. Да, такое толкование могло в эпоху застоя оставить только негативное отношение читателя.
Итак, состоял ли Том Сойер в ИОГТ? Нет, но он вступил в организацию, родственную "Добрым храмовникам", наверняка сотрудничавшую с ИОГТ в проведении тех или иных акций.
Наряду с упомянутыми антинаркотическими организациями в США функционировали и другие формирования. Твен упоминает о "Женском христианском союзе трезвенниц" [II, 7, 142].
Легальный статус алкоголя и популярность его потребления в США XIX века были отнюдь не само собой разумеющимися. Для их поддержания культурнопитейщикам приходилось создавать специальные общественные организации. Возможно, я и предубежден, но мне кажется, что симпатии к таким организациям Твен совершенно не испытывал. Иронии в их адрес он не жалеет. Здание одной такой организации сгорает [II, 6, 375].
Другой он придумывает совсем уж потешный конец: "Слон появился здесь три четверти часа назад, как раз во время заседания Лиги противников трезвости. Просунул хобот в окно и залил помещение водой, набранной в цистерне. Некоторые наглотались - исход смертельный, есть утонувшие". [II, 1, 275).
С презрением рассказывает Твен об одном газетчике: "Его нашли в кабаке. Взгромоздившись на стол и подняв в одной руке старый жестяной фонарь, а в другой школьный отчет, он держал речь перед группой пьяных рудокопов из Корнуэлла о преступном разбазаривании общественных денег, которые-де тратятся на образование, "в то время как сотни и тысячи честных тружеников буквально гибнут из-за недостатка виски" [II, 2. 2031].
Такое впечатление, что автор "Тома Сойера" знаком с современной прессой и электронными СМИ, а нынешние российские власти будто прислушались к проповедям американского репортера, и держат учителей без зарплаты.
Кстати, о безнаркотическом образе жизни Твен знал не только понаслышке. Семейное предание, в передаче его дочери, гласит следующее: "Когда папе было около двадцати лет, он пошел работать на Миссисипи лоцманом. Перед самым отъездом бабушка Клеменс велела ему поклясться на библии, что он не притронется к спиртным напиткам и не будет ругаться, и он сказал: "Хорошо, мама, обещаю", и держал слово семь лет, а потом бабушка освободила его от этого обещаниями, 8, 139]. (Как сильно отличается мать Твена от очень-очень многих российских матерей, которые сами начинают знакомить своих детей со спиртным: "Пусть лучше начнет дома, а не в подворотне").
Еще больше симпатий к безнаркотическому образу жизни проявлял брат Твена Орион Клеменс. Периодически он становился "убежденным и воинствующим трезвенником" [II, 8, 227]. Во имя своих убеждений он жертвовал интересами карьеры (вопреки предостережениям, он публично продемонстрировал свои симпатии к трезвости и не получил поста Секретаря штата, шансы получить который у него были огромными [II, 8. 227]. А уж отказ брата подзаработать на спиртном Твен не мог спокойно вспоминать много лет спустя. ("Орион был временно обуян демоном трезвости, и он написал мне, что не желает содействовать распространению такого страшного порока, как пьянство". [II, 8, 229]).
Так что мир Тома Сойера (и соответственно Марка Твена) с точки зрения отношения к наркотическим веществам очень сильно отличался от нашего мира. Безнаркотический образ жизни был весьма популярен, порой он успешно конкурировал с алкогольными обычаями как на уровне представлений отдельной личности, так и на уровне отдельных городов и регионов.
ПРАВДА О КУРЕНИИ
Начнем с первой встречи с табаком.
"После вкусного обеда, состоявшего из рыбы и яичницы. Том сказал, что теперь ему хочется научиться курить. Джо ухватился за эту мысль и объявил, что он тоже не прочь. Гек сделал трубки и набил их табаком. До сих пор оба новичка курили только сигары из виноградных листьев, но такие сигары щипали язык и считались недостойными мужчин.
Они растянулись на земле, опираясь на локти, и начали очень осторожно, с опаской втягивать в себя дым. Дым был неприятен на вкус, и их немного тошнило, но все же Том заявил:
- Да это совсем легко! Знай я это раньше, я уж давно научился бы.
- И я тоже, - подхватил Джо. - Плевое дело!
- Сколько раз я, бывало, смотрю, как курят другие, и думаю: "Вот бы и мне научиться! Да нет, думаю, это мне не под силу", - сказал Том.
- И я тоже. Правда, Гек? Ведь ты слышал это от меня? Вот пусть Гек скажет.
- Да-да, сколько раз, - сказал Гек…
Разговор продолжался, но вскоре он начал чуть-чуть увядать, прерываться. Паузы стали длиннее. Пираты сплевывали все чаще и чаще. Все поры во рту у мальчишек превратились в фонтаны: они едва успевали очищать подвалы у себя под языком, чтобы предотвратить наводнение. Несмотря на всё усилия, им заливало горло, и каждый раз после этого начинало ужасно тошнить. Оба сильно побледнели, и вид у них был очень жалкий. У Джо выпала трубка из ослабевших пальцев, у Тома тоже. Фонтаны так и били что есть силы, и насосы работали вовсю. Наконец Джо выговорил расслабленным голосом:
- Я потерял ножик... Пойду поищу...
Том дрожащими губами произнес, запинаясь:
- Я помогу тебе. Ты иди в эту сторону, а я туда... к ручью... Нет. Гек ты не ходи за нами, мы сами найдем.
Гек снова уселся на место и прождал целый час. Потом он соскучился и пошел разыскивать товарищей. Он нашел их в лесу далеко друг от друга; оба были бледны и спали крепким сном. Но что-то подсказало ему, что теперь им полегчало, а если и случилось им пережить несколько неприятных минут, то теперь уже все позади. За ужином в тот вечер оба смиренно молчали, и когда Гек после ужина, набив трубку для себя, захотел набить и для них, оба в один голос сказали: "Не надо", так как чувствуют себя очень неважно, - должно быть съели какую-нибудь дрянь за обедом" [11, 4, 194- 195, 196].
Прекрасная иллюстрация, какие части своего организма подвергает ударам курильщик: органы пищеварения (рвота), сердечно-сосудистую систему (побледнение кожных покровов), нервную систему (тошнота, головокружение, слабость мышц) [подробнее см. VI, 7].
Свежие, неотравленные организмы Тома и Джо явились отличным индикатором разрушительных последствий потребления табака. Так обычно реагируют на первые затяжки все начинающие курильщики. Потом, по мере развития толерантности к никотиновому наркотику, картина смазывается. На поверхности курение будет выглядеть пристойнее, но с каждой затяжкой организм будет разрушаться все больше и больше.
Твен как бы предугадывает причину неудачи многих антикурительных походов XX века: если воспитатель (врач или учитель) сам курит, то эффективность его проповедей будет равна нулю. Слово Геку Финну: "Бывают же такие люди! Напустятся на что-нибудь, о чем и понятия не имеют. Вот и вдова тоже: носится со своим Моисеем, когда он ей даже не родня, - да и вообще кому он нужен, если давным-давно помер, сами понимаете, - а меня ругает за то, что мне нравится курить. А сама, небось, нюхает табак - это ничего, ей-то можно" [11, 5. 200].
Марк Твен был курильщиком с многолетним стажем. Однако он обладал достаточной самоиронией, чтобы посмотреть на себя со стороны. В симпатиях к той или иной форме подачи никотина огромную роль играют внушенные эффекты. Откроем статью "Относительно табака". Курильщик "думает, что может отличить сигару, которую считает хорошей, от сигары, которую считает плохой, но он этого не может. Он судит по марке, а воображает, что судит по вкусу табака. Подсунь ему самую дрянную подделку, но с его любимой маркой - он с удовольствием выкурит ее и ничего не заподозрит". (III, 3, .315]. Новейшие исследования по поводу другого легального наркотика (алкоголя), обобщенные в книге Фекьяера [V], подтверждают наблюдения Твена.
Завершая маленький раздел о курении, приятно заметить, что Твен не был покорным рабом никотиновой зависимости. Он пытался ей противостоять. В своей "Автобиографии" Твен рассказывает: "Еще лет пятнадцати, в Ганнибале, я некоторое время был "Сыном воздержания", то есть членом организации, действовавшей по всей стране целый год, а может, и побольше. Выражалось это членство в том, что мы давали зарок не курить... Я не курил полных три месяца, и нет слов, чтобы описать, какая тоска по куреву меня снедала". [II, 8, 140]. Не оставлял попыток освободиться Твен и позже ("И в молодости и позднее я время от времени отравлял себе жизнь разными, зароками", - писал он [II, 8, 141]). Жаль, что ему это не удалось…
ДЕФОРМАЦИЯ АЛКОГОЛИЗИРОВАННОЙ ЛИЧНОСТИ
Задолго до современных психологов Твен блестяще описал некоторые черты тех игр, в которые играют алкоголики. Первый фрагмент характеризует лживость и манипуляторские способности алкоголиков.
"Вдова с судьей Тэтчером подали просьбу в суд, чтобы меня у отца отобрали и кого-нибудь из них назначили в опекуны; только судья был новый, он недавно приехал и еще не знал моего старика. Он сказал, что суду не следует без особой надобности вмешиваться в семейные дела и разлучать родителей с детьми, а еще ему не хотелось бы отнимать у отца единственного ребенка. Так что вдове с судьей Тэтчером пришлось это дело бросить.
Отец так обрадовался, что унять его не было никакой возможности. Он обещал отодрать меня ремнем до полусмерти, если я не достану ему денег. Я занял три доллара у судьи, а старик их отнял и напился пьян и в пьяном виде шатался по всему городу, орал, безобразничал, ругался и колотил в сковородку чуть ли не до полуночи; его поймали и посадили под замок, а наутро повели в суд и опять засадили на неделю. Но он сказал, что очень доволен: своему сыну ом теперь хозяин и покажет ему, где раки зимуют.
После того как он вышел из тюрьмы, новый судья объявил, что намерен сделать из него человека. Он привел старика к себе в дом, одел его с головы до ног во все чистое и приличное, посадил за стол вместе со своей семьей и завтракать, и обедать, и ужинать - можно сказать, принял его как родного. А после ужина он завел разговор насчет трезвости и прочего, да так, что старика слеза прошибла и он сознался, что столько лет вел себя дурак дураком, а теперь хочет начать новую жизнь, чтобы никому не стыдно было вести с ним знакомство, и надеется, что судья ему в этом поможет, не отнесется к нему с презрением. Судья сказал, что просто готов обнять его за такие слова, и при этом прослезился; и жена его тоже заплакала; а отец сказал, что никто до сих пор не понимал, какой ом человек; и судья ответил, что он этому верит. Старик сказал, что человек, которому в жизни не повезло, нуждается в сочувствии; и судья ответил, что это совершенно верно, и оба они опять прослезились. А перед тем как идти спать, старик встал и сказал, протянув руку:
- Посмотрите на эту руку, господа и дамы! Возьмите ее и пожмите. Эта рука прежде была рукой грязной свиньи, но теперь другое дело: теперь это рука честного человека, который начинает новую жизнь и лучше умрет, а уж за старое не возьмется. Попомните мои слова, не забывайте, что я их сказал! Теперь это чистая рука. Пожмите ее, не бойтесь!
И все они один за другим, по очереди, пожали ему руку и прослезились. А жена судьи так даже поцеловала ему руку. После этого отец дал зарок не пить и вместо подписи крест поставил. Судья сказал, что это историческая, святая минута... что-то вроде этого. Старика отвели в самую лучшую комнату, которую берегли для гостей. А ночью ему вдруг до смерти захотелось выпить; он вылез на крышу, спустился вниз по столбику на крыльцо, обменял новый сюртук на бутыль сорокаградусной, залез обратно и давай пировать; и на рассвете опять полез в окно, пьяный в стельку, скатился с крыши, сломал себе левую руку в двух местах и чуть было не замерз насмерть; кто- то его подобрал уже на рассвете. А когда пришли посмотреть, что делается в комнате для гостей, так пришлось мерить глубину потом, прежде чем пускаться вплавь. Судья здорово разобиделся. Он сказал, что старика, пожалуй, можно исправить хорошей пулей из ружья". [II, 5, 218-219].
Второй фрагмент просто как будто взят из истории болезни хронического алкоголика. "После ужина отец взялся за бутыль и сказал, что виски ему хватит на две попойки и одну белую горячку. Это у него была такая поговорка. Я решил, что через какой-нибудь час ом напьется вдребезги и уснет, а тогда я украду ключ или выпилю кусок бревна и выберусь наружу; либо то, либо другое. Он все пил и пил, а потом повалился на свое одеяло. Только мне не повезло. Он не уснул крепко, а все ворочался, стонал, мычал и метался во все стороны; и так продолжалось очень долго. Под конец мне так захотелось спать, что глаза сами собой закрывались, и не успел я опомниться, как крепко уснул, а свеча осталась гореть.
Не знаю, сколько времени я проспал, как вдруг раздался страшный крик, и я вскочил на ноги. Отец как сумасшедший метался во все стороны и кричал: "Змеи!". Он жаловался, что змеи ползают у него по ногам, а потом вдруг подскочил да как взвизгнет - говорит, будто одна укусила его в щеку, - но я никаких змей не видел. Он начал бегать по комнате, все кругом, кругом, а сам кричит: "Сними ее! Сними ее! Она кусает меня в шею!". Я не видывал, чтобы у человека были такие дикие глаза. Скоро он выбился из сил, упал на пол, а сам задыхается: потом стал кататься по полу быстро-быстро, расшвыривая вещи во все стороны и молотя по воздуху кулаками, кричал и вопил, что его схватили черти. Мало-помалу он унялся и некоторое время лежал смирно, только стонал, потом совсем затих и ни разу даже не пикнул. Я услышал, как далеко в лесу ухает филин и воют волки, и от этого тишина стала еще страшнее. Отец валялся в углу. Вдруг он приподнялся на локте, прислушался, наклонив голову набок, и говорит едва слышно:
- Топ-топ-топ - это мертвецы... топ-топ-топ... они за мной идут. только я-то с ними не пойду. Ох, вот они! Не троньте меня, не троньте! Руки прочь - они холодные! Пустите... Ох, оставьте меня, несчастного, в покое!..
Потом он стал на четвереньки и пополз, и все просит мертвецов, чтоб они его не трогали; завернулся в одеяло и полез под стол, а сам все просит, потом как заплачет! Даже сквозь одеяло было слышно.
Скоро он сбросил одеяло, вскочил на ноги, как полоумный, увидел меня и давай за мной гоняться. Он гонялся за мной по всей комнате со складным ножом, звал меня Ангелом Смерти, кричал, что он меня убьет, и тогда я уже больше не приду за ним. Я его просил успокоиться, говорил, что это я, Гек; а он только смеялся, да так страшно! И все ругался, орал и бегал за мной. Один раз, когда я извернулся и нырнул ему под руку, он схватил меня сзади за куртку и... я уже думал было, что тут мне и крышка, однако выскочил из куртки с быстротой молнии и этим спасся. Скоро старик совсем выдохся; сел на пол, привалившись спиной к двери, и сказал, что отдохнет минутку, а потом уж убьет меня. Нож он подсунул под себя и сказал, что поспит сначала, наберется сил, а там посмотрит, кто тут есть.
Он очень скоро задремал. Тогда я взял старый стул с провалившимся сиденьем, влез на него как можно осторожнее, чтоб не наделать шуму, и снял со стены ружье. Я засунул в него шомпол, чтобы проверить, заряжено оно или нет, потом пристроил ружье на бочонок с репой, а сам улегся на бочонок, нацелился в папашу и стал дожидаться, когда он проснется. И до чего же медленно и тоскливо тянулось время!
…
- Вставай! Чего это ты выдумал?
Я открыл глаза и оглянулся, силясь понять, где же это я нахожусь. Солнце уже взошло - значит, я спал долго. Надо мной стоял отец: лицо у него было довольно хмурое и к тому же опухшее. Он сказал:
- Что это ты затеял с ружьем?
Я сообразил, что он ничего не помнит из того, что вытворял ночью". [II, 5, 224-226].
Двадцатый век дал бесчисленное количество преступлений, о которых их исполнители, протрезвев, не могли вспомнить ничего. Точно так же, как отец Гека.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Я заканчиваю работу над своим маленьким исследованием 30 ноября 1998 г. Более 160 лет назад - 30 ноября 1835 года - появился на свет герой нашего очерка. Он любил посмеяться над всеми, в первую очередь над собой. Предисловие одного из романов так прямо и провозглашает: "…в общем и целом в моей книге немало полезных сведений. Меня это очень огорчает, но, право же, я тут ничего поделать не могу: видимо, я источаю фактические данные так же естественно, как ондатра - драгоценный мускус. Иногда мне кажется, что я отдал бы все на свете, лишь бы удержать при себе свои знания, но это невозможно. Чем усерднее я конопачу все щели, чем туже завинчиваю крышку, тем обильнее из меня сочится мудрость". (II. 2, 4].
Как это ни парадоксально, но в этой фразе - все правда. Труды Твена представляют собой прекрасный методический материал для объяснения эффектов от курения и потребления спиртного. Впрочем, какие уж тут парадоксы. Правдивое отображение жизни (какой бы долей юмора и сатиры эта правда ни сопровождалась) убедительно свидетельствует - безвредных доз алкоголя и никотина не существует. Следовательно, автор Тома Сойера - надежный соратник в борьбе с наркотическими бедами наших дней.
Моя трилогия очерков о титанах мировой культуры завершена. Хайям. Твен, Сент-Экзюпери... Был ли тебе полезен взгляд на них трезвыми глазами, читатель?
ЛИТЕРАТУРА
- Твен М. Избранные произведения. Т.1-2. М: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1953.
- Твен М. Собр. соч. в восьми томах. М: "Правда", 1980.
- Твен М. Избранные произведения в пяти томах. Т.3. М: "Водолей", 1992.
- Фекьяер Х О. Алкоголь и иные наркотики: магические или химические вещества? Киев: МНАТ, 1994.
- Шевердин С.Н. Ухищрения правдоподобия и очевидностей // "Трезвость и культура", 1990, №8, с. 7-12.
- Ягодинский В.Н. Школьнику о вреде никотина и алкоголя. М: "Просвещение", 1986.
РЕДАКТОР ВЛАДИМИР ЛОВЧЕВ
КОРРЕКТОР ТАМАРА САРПОВА
Тираж 100 экз.
Брошюра опубликована на личные средства автора.
Адрес редакции РОССИЯ, 420029, Казань, а/я 9
("Эйфория", 1998, №12, г.Казань).
источник
